дергаться.
Но паренька одушевляет совсем иной фанатизм, и в стихающем гуле толпы, в растерянном буханье медных тарелок оркестра — ударник знай себе шпарит, не сняв наушники, плевать ему даже на это! — над причалом тонко, безнадежно:
— Конго, я не могу без тебя жить!
Конго чуть наклоняет голову; мальчик, наверное, видит алые искры под прикрытыми веками.
Тишина становится абсолютной, потому что Конго роняет без паузы:
— Не живи.
* * *
— Не живи?!! А дальше? Вас там население не линчевало? Хотя чего это я. Куда там линчевать, даже помидорами закидать вряд ли кто посмеет.
— Ты знаешь, наоборот, — рассеяно улыбнулась Такао. — После того случая стали относиться даже лучше. Меньше соплей, больше дела.
Доктор пожал плечами (вот привязалось!) и попытался вернуться к прежней теме:
— Кстати, о подводных лодках. Что там с четыреста первой? Ну, которую в «Гостях у сказки» Резервная эскадра не поймала? Чем закончилось?
Такао улыбнулась:
— Если я скажу, что все закончилось хорошо, ты же с хирургической точностью спросишь: хорошо для кого?
— Я терапевт вообще-то.
— Ну, тогда с пофигизмом врача общей практики не дослушаешь чего-нибудь важное в моем ответе. Найди время, досмотри уже кино до конца, оно того стоит.
— Доснимут — досмотрю, — буркнул врач. — Терпеть не могу неоконченного, только разогнался, во вкус вошел — и стой, жди продолжения. Нет уж, я все-таки подожду последнюю серию. Такао, а лично для тебя чем это кончилось?
— Для меня пока ничего не кончилось. Пока все живы. Вот что. За обедом я спрошу, не хотят ли наши гости вкатиться в гавань с музыкой, с живым звуком. Трансляцию на весь остров мы обеспечим. А тебе спасибо, иди поспи. Вижу, что не помешает. Качки не ожидается, ко времени подниму.
— А зачем за обедом? Разошли сообщения, тебе и бегать не придется.
— Ну ты же не думаешь, что я так вот просто пустила в тактическую сеть их всех? Только старшую. Как они ее называют за спиной: «тетя-капитан». Ну, а второе — я хочу видеть и слышать ответ. Тоже чувства.
Чувства исполнительской братии поделились практически пополам. Пока доктор добирал часы сна, пока «Такао» полуциркуляциями обходила позиции штрафников, в кают компании кто-то распыхтелся:
— Я-то думал, буду для своих петь. Думал, в посольство еду, для людей.
Сольвейга на то плечами пожала:
— А я думаю, надо их простить и жить дальше. Бывает же, что рождение ребенка убивает мать. И что, ненавидеть за это ребенка до конца его дней?
Люди повскакивали с мест; блики синего и алого цвета с футуристических панелей заплясали по лицам, по стиснутым кулакам:
— Соль, ты чего?
— Ты же с нами ездила по фронтам, в больницах выступала!
— А теперь перекинулась на сторону либерастов? Платить и каяться?
Женщина продолжала стоять на своем:
— В том вопросе я считаю как вы, а в этом — как я. Туман закончил войну, пора закончить и нам.
И в полной тишине гости поделились надвое. Кто решил поддержать Сольвейгу, вышли готовиться. Прочие же угрюмо сидели за красивыми гладкими столами, в привычном каждому по игре «Mass Effect» интерьере космического рейдера «Нормандия». И не двигался никто, и слов не находил. Проснувшийся доктор сделал второй заход к автомату с едой. Увидев хмурые лица и узнав суть спора, доктор подумал: «Всякий свое мнение имеет, а я вот не определюсь никак.»
Тут его взяла за рукав давно присматривающаяся девушка в ярком и полуоткрытом платье:
— Хо! Это на самом деле ты!
Доктор недоуменно всмотрелся:
— Алка? Точно, Алка! Вот где не ждал встретиться! Ты как здесь?
— Я тут с подтанцовкой. Ну, нашего фронтмена кудрявый в лазарет уложил, так что у меня типа отпуск… — девушка уверенно подтянула собеседника к столу:
— Садись! Давай сюда твой поднос. Ешь, а я рассказывать буду…
Оказывается, в родном городе развод терапевта вызвал совершенно гомерических размеров общественный резонанс. Доктор вспомнил, как Такао приобнимала его на ступенях, и как не далее сегодняшнего утра вызывала в рубку. Подумал, что после этого волна подымется еще выше. Алла заметила, что доктор ужин закончил, и как бы между прочим спросила:
— Так вы развелись после того, как появилась… Она? — девушка осторожно кивнула на экран, где Такао и Сольвейга обсуждали лучшее размещение звука на полубаке.
Доктор вздохнул:
— Я не завел никого на острове. И развод был задолго до того. Все перебрехали, сучьи дети, а прошло времени всего-то пара недель.
Алла запустила пальцы в подстриженные челкой рыжие волосы:
— Не мое, конечно, дело… Но все равно ж узнаю через сплетни. Лучше сам скажи. Если не хочешь, чтобы опять переврали.
Зеленые глаза смотрели серьезно и сочувственно, так что доктор проговорился:
— Мне выдали предписание до Хабаровска. Типа, секретное. То есть — там скажут, куда дальше. Жена с порога: карьера или семья! Я только заикнулся, что на самом-то деле мы еще дальше поедем, а мне в ответ: «Куда там еще дальше? В поселок Новоебуново на берегу Тихого Океана? Ты это решение один принимал, без меня! Вот один и катись!»
Доктор фыркнул:
— Я было собрался объяснить про Перл-Харбор, да чего-то обиделся. Если, думаю, сейчас вопли, то как же она заорет, когда со мной, не дай бог, случится что? Нынче не старый мир, инвалидность как раньше насморк, на каждом углу можно подхватить… Ну и покатился. Один.
— И что теперь? Я видела в гостинице, ты кидал письма в ящик. Ты ей не писал потом?
Доктор:
— Нет. Это матери с братом.
Девушка подняла брови:
— Что, «если пустишь ее в дом — не мужчина ты, не гном»?
— Нет, — врач даже плечами пожал. — Просто я в самом деле не понимаю, что сказать. «Вернись, я все прощу?» Так нет, не выговаривается как-то. Извиняться? Мне надоело, что всегда виноват я!
Почувствовав нешуточную обиду в голосе, девушка сменила тему:
— А я думала, эти ваши куклы и правда такие уж идеальные. И рядом с ними про нас вообще думать невозможно.
И оба еще раз посмотрели на экран, отображающий длинный полубак. Такао уже организовала там кресла и стойки для инструментов. На другом экране, где ради антуража крутился открытый тактический чат, доктор прочитал молниеносную переписку с берегом. Из радиообмена следовало, что выпендрежница «Такао» подойдет к порту перед закатом, чтобы актеры выступали контражуром, на фоне садящегося багрового шара.
То ли оставшиеся в кают-компании это сообразили, то ли просто не утерпели. К черту политику! Когда еще споешь вживую, для всего населения немаленькой гавани, да на борту страшного крейсера Тумана, да кровавыми крыльями
